У чуда две стороны - Елена Габова

– Слушай, отвали, а? – Девчонка не-знаю-как-звать оттолкнула меня плечом. – Скоро все стекло глазищами протрешь!

И стала надевать пальто перед зеркалом.

– Извини, – сказала я, хотя ей не требовались мои извинения. Она их не слышала.

– Я оденусь.

Парень отошел от зеркала, взял куртку через окошко раздевалки – она висела на расстоянии вытянутой руки, накинул ее, на голову набросил капюшон – дождь шел, это было через окно видно. Я взяла Галкину куртку, и мы вместе вышли на крыльцо.

– Ты прямо в двух куртках ходишь? – спрашивает он.

– Ой, нет, что ты. Это не моя!

– Кого-то ждешь? Хозяйкину куртку? Ой, куртку хозяйки?.. Ой, курткину хозяйку? – путался он.

Мы засмеялись.

– Да, жду. Подругу. Куртку хозяйки. Ой, хозяйку пальто. – Опять смех.

– Ну, я пошел тогда! – надвинул на лоб, прямо на челку капюшон.

– Далеко живешь? – наконец-то что-то спросила. Опомнилась! Осмелилась! Браво!

– Во-он дом, видишь? – Парень показал на новый дом.

– Ну, пока! – попрощалась я, страшно обрадовавшись, что его дом стоит рядом с моим.

Этот домик вырос на моих глазах! С «пеленок» за ним следила! Как сваи забивали! Бум-бум! День и ночь! Никакие наушники не спасали! Целый месяц покою не было! Мама ходила по квартире, прикладывая ко лбу мокрую тряпку.

– Пока, Маша! – Лиам поднял руку, прощаясь, и спустился с крыльца в дождь.

Маша! Как он хорошо говорит: «Маша!»

Его догнал одноклассник, и они вместе, о чем-то болтая, зашагали в сторону жилого массива.

«Маша!» – мягким приглушенным голосом!

Наши мальчишки девчонок в основном по фамилии зовут. Иногда кто-нибудь редко-редко «Машка» скажет. Почему-то в его устах мое имя звучало необыкновенно красиво. Или мне так показалось?

Я смотрела, как два парня двигаются под дождем. Оба в джинсах, в куртках с накинутыми на головы капюшонами. С рюкзаками за плечами. Они были похожи со спины, как близнецы, но почему-то мне казалось, что Лиам гораздо симпатичнее, фигура у него лучше, спина добрее… ой… разве может быть доброй или злой спина? Мне казалось, что может… Стою на крыльце, жду Галку, кусаю губы, досадуя на нее. Обидно, что она задерживается именно сегодня. Ведь если бы не это, мы могли бы вместе с Лиамом пойти домой, и я бы узнала, как его зовут по-настоящему.

Дождь между тем как будто раздумывал, не превратиться ли ему в нечто другое. Пошел тише, тише, и вдруг вместо него посыпал тяжелый мокрый снег. Воздух вокруг стал в серо-белую крапинку, насытился влагой, а земля оставалась такой же темной, тяжелой, и снег шел не снежинками, а скорее прерывистыми серо-белыми струями, пунктирными струями, ложился на нее, тут же растворяясь, и становилось понятным, что это все тот же скучный осенний дождь, прикидывающийся снегом.

Я вернулась в школу. Поток школяров схлынул. Я подошла к тому самому зеркалу, которое превратилось для меня в «волшебное стекло». Приблизилась вплотную. Гляжу туда, в зазеркалье… Говорят, что зеркало имеет память. Значит, помнит… Помнит нас вместе… Где он? Покажите мне его снова! Покажите нас вместе… Боже мой!!! Неужели я… влюбилась? Чудо-зеркальце, ответь: я влюбилась? Серьезно?

Наконец-то на лестнице показалась Галка. Прыг, прыг, прискакала ко мне, веселая и беззаботная. Огневушка-поскакушка. Девушка-праздник. На шкафчике Никитки в детском саду приклеена картинка. Пчелка с беззаботной улыбкой летит с ведерком меда на лапке. Вот такую же беззаботную пчелку напоминала мне Галка. Еще недавно я была такая же, прыгала от беспричинного счастья. А сейчас… «задумчивость ее подруга»… Вернее, моя.

– Приветик, приветик, Маруся! Ты не скучала? Узорчик прелестный и очень простой.

Я Галке о зеркале ни гу-гу. Протянула ей куртку, она оделась, и мы вышли на улицу в полуснег, полудождь.

Почему я ей ничего не сказала? Раньше у меня от подруги не было секретов. Мы дружили несколько лет и были почти как сестры. А вот же, промолчала. Но разве ж можно объяснить его дыхание на моей шее? Или как объяснить, что зеркало не простое, а волшебное? Галка поднимет меня на смех!

И вообще. Где-то я читала, что если болтаешь о мальчишке на всех углах: «люблю его», то это вовсе не любовь. Он тебе просто «нравится». А вот если приходит тайна, то… это точно она. На букву «л». И что надо от нее спасаться.

А как спасаться – про это я нигде не читала. Но мне и не хотелось спасаться! Я была счастлива тем, что сегодня случилось, и полностью отдавалась новому чувству.

И если уж я своей самой близкой подруге не рассказывала о важных для меня вещах, значит, в мою жизнь пришло то, о чем пишут в книгах и песнях.

Дома я учила уроки и время от времени вспоминала его взгляд из-под челки. И это воспоминание прошибало меня до озноба. Казалось, что его взгляд во мне просто-напросто поселился и временами просто выплывал на поверхность.

У него не глаза, а колодцы.

Глубока и темна вода.

Вряд ли в них отражается солнце,

Уж скорее ночная звезда…

Я вскочила со стула, как ужаленная. В волнении подошла к окну. Что случилось? Я что, сочиняю стихи? Заразилась от Тани Пироговой? От Пушкина, которого проходили в школе?

Я шепотом повторила четверостишие и, чтобы не забыть, записала в компьютер. И меня снова потянуло к окну.

Вот его дом. Фасадом он вытянулся в один ряд с нашим, торцы оказались друг против друга. Мое окно – в торце. А если и его – тоже? Было бы здорово! Смотрели бы друг на друга. «Привет, Лиам!» – «Привет, Маша!»

Всегда теперь на тот дом буду смотреть. Он яркий, как громадная игрушка. Один этаж серыми плитками выложен, другой красными. Тринадцать этажей. Красно-серый полосатик. Такого же цвета «киндер-сюрприз». Его дом – огромный «киндер-сюрприз». Ага, и правда, есть в том доме сюрприз для меня. Такой, в длинной темно-синей толстовке. С длинной челкой. И ресницы у него длинные. И длинная улыбка…

Где он прячется в шумной школе?

Я хожу и ищу его,

В этом школьном безумном море

Нужно мне его одного…

Я включила музыку. Англоязычные баллады про любовь. Из «Титаника», из «Телохранителя», потом включила моих красавчиков «One direction», потом в Youtube полезла, вот он мой, с челкой, Лиам Пейн… Теперь я уже поняла, что мой, с челкой, лишь немножко походил на взаправдашнего Лиама, может, только челкой, мой был ничуть не хуже. Я до сих пор не знала, как его звать. Так что пусть он остается Лиамом. Мне нравится!

Под песни про любовь и мечту закончился мой чудесный день. Самый лучший день в жизни, когда мы вдвоем стояли у школьного волшебного зеркала.

Уходя в сон, я прошептала про себя свое первое в жизни стихотворение. Еще успела подумать: дать его в «Школяр»? И решила: ни за что! У Тани Пироговой стихи про всеобщий дождь, всеобщую осень. А у меня стихи личные. Как дневник.